Помощь в камуфляже

В последние пару-тройку лет приходилось регулярно слышать от многочисленных знакомых, оставшихся после февраля двадцать четвертого года в России, что среди того, что позволяло хоть как-то не сдаваться под тяжестью окружающего мрака, сгустившегося в треугольнике работа — дом — новости, чуть ли не первое место заняла помощь, помощь в самых разных ее видах самым разнообразным ее получателям. Кто-то стал тратить больше времени, средств и сил в уже привычных сферах благотворительности, кто-то кинулся отвечать на новые вызовы, помогая беженцам, кто-то нашел для себя новый интерес в помощи тем, кого еще вчера не замечал, кто-то придумал аукцион в помощь хвостатым и пернатым. Все это давало и дает и какой-то внятный смысл будням, и чувство общности с единомышленниками, и хоть какое-то ощущение причастности к человечности.

создание и ведение бесчисленных каналов в социальных сетях, аккумулирующих текущие ежедневной могучей рекой запросы на разнообразное остронеобходимое от участников боевых действий. Судя по мелькающим в таких каналах сообщениям, суммы собираются значительные, конвои с грузами формируются регулярно. Парой-тройкой таких волонтерско-общественных инициатив даже было заинтересовались правоохранители, да и совсем не странно, что заинтересовались, ведь в подавляющем большинстве случаев сборы идут на частные банковские карты, что не может не вызывать вопросов в части прозрачности и непременной адресности собираемых благотворительных средств.

А ведь именно прозрачность деятельности и доверие к благотворительным организациям стали одним из главных факторов бума участия в тех или иных видах помощи среди россиян в последние десятилетия.

На рубеже 2021–2022 годов более половины опрошенных различными службами и организациями говорили, что либо регулярно, либо как минимум однократно в течение года оказывали кому бы то ни было ту или иную благотворительную помощь — либо участием, либо средствами, либо еще каким-то способом, как, например, привлечением в такую деятельность своих коллег или целых коллективов. Благотворительность стала не просто модой, но нормой, в язык многих жителей больших и малых городов вошло такое понятие, как рекуррентный платеж, — знак того, что человек осознанно готов кому-то помогать на регулярной основе.

Не только большие и малые благотворительные фонды, которые научились это делать на регулярной основе, но и индивидуальные получатели помощи стали все чаще и чаще, аккуратнее и аккуратнее публиковать отчеты об использовании полученных средств. Если посмотреть на адресатов благотворительной помощи, то из года в год их перечень выглядел приблизительно одинаково, где на первом месте многие годы: помощь детям с теми или иными заболеваниями или инвалидностью, затем в разном порядке от года к году — малоимущие и пожилые люди, дети-сироты, животные, многодетные семьи и семьи в трудных жизненных ситуациях.

Как говорят нам наиболее актуальные, точные и доступные на данный момент цифры, то, согласно Агентству социальной информации, в 2023 году доля жертвователей среди россиян составила 53%, из них 11% делали пожертвования часто или регулярно, 36% больше одного раза и 6% оказались однократными благотворителями в течение года.

Именно в 2023 году в разнообразных отчетах об отечественной благотворительности появилась новая категория — категория благополучателей в погонах. И сразу заняла место вровень с традиционно популярной среди благотворителей группой детей, оставшихся без семьи.

Любопытно, но, в данных того же Агентства, подкатегория «военнослужащие» в статистике о помощи в категории «взрослые» за 2022 год набирала лишь 3% и напрямую с СВО не увязывалась. Тенденция очевидных изменений налицо, и хотелось бы понять ее масштаб, а также то, насколько благотворительность, сколько бы она ни казалась многим гуманистической отдушиной, остается популярной в реальности сегодня, сейчас, в начале 2025 года, когда экономическая ситуация совершенно не бодрит, цены растут, напряжение в геополитическом воздухе можно ножом резать, а в части личных ощущений от будущего — и подавно.

Поскольку разнообразной официальной статистики о ситуации с отечественной благотворительностью в прошедшем году ждать еще долго, а понять, насколько глубоко впечатывается в сферу помощи текущий контекст, по многим причинам хочется как можно быстрее, наша Лаборатория будущего «Новой газеты» совместно с «Левада-центром»* спросила россиян о том, как часто они кому-нибудь помогают по благотворительной линии и кому сегодня в России наиболее важно помогать.

В целом и общем готовность помогать не сильно изменилась относительно данных по прошлым годам, показав снижение на девять процентов: регулярно участвуют в благотворительности все те же 11% ответивших, а 33% делают это время от времени, то есть вовлечены в том или ином объеме в благотворительную деятельность 44% россиян.

Более половины участников опроса (51%) сами ни в чем не участвуют, но к благотворительности относятся вполне положительно: вполне можно предположить, что в это число перетекли те самые девять процентов, которые раньше в чем-то участвовали и, может, хотели бы участвовать, но больше не могут этого делать по тем или иным причинам. 

Все же норма на участие в помощи другим в обществе вполне удерживается, что не может не радовать.

А вот с тем, как распределились ответы на вопрос про наиболее важные сферы приложения благотворительной деятельности, совершенно иная картина. Поначалу показалось, что вот есть, есть же в полученных данных хорошие новости — ноль процентов ответило, что благотворительная помощь сегодня в России не нужна. Хотя, с другой стороны, и в такой хорошей новости есть и иной оттенок: получается, россияне видят, что нуждающихся категорий в стране столько, что помощь людей им точно необходима, ибо иных форм поддержки, например, от лица государства, явно недостаточно.

А далее картина выглядит следующим образом: 2% не нашли в предложенных нами вариантах подходящего, ответив, что помощь нужна иным категориям получателей, и хочется верить, что как минимум они имели в виду правозащитные проекты, 5% высказались за помощь бездомным животным (отметим, что, по статистике прошлых лет, это была одна из самых популярных категорий помощи). Многодетным семьям готовы помогать 9% опрошенных, 15% поддерживают помощь незащищенным категориям граждан и те же 15% — пострадавшим от военных действий. 

О чем могут нам сказать эти цифры. Минимум о трех вещах. Во-первых, на военные действия в Украине тратится не только национальный бюджет и вся российская экономика, как она есть сейчас и какой она будет в будущем. И, казалось бы, государство уж на это дело тратит и тратит, но этого явно не хватает, и люди, четверть ото всех россиян, по велению (возможно) души и сердца в ту же топку отправляют свои личные средства, обкарнывая минимум на четверть пул средств, который раньше шел на иные вполне гуманистические цели, тем самым недодавая и детям, и пожилым, и хвостатым, и болеющим, а также иным так или иначе нуждающимся, которых очевидно не стало в стране внезапно меньше.

Какие бы значимые средства, собранные благотворительным образом за прошедший год, ни показала бы потом официальная статистика сферы помощи, надо четко понимать, что по факту их, пошедших на иную благотворительную, социальную помощь, стало на двадцать пять процентов меньше. А если добавить сюда 15% помощи, которую люди отправляют пострадавшим от военных действия, то и на все сорок.

Во-вторых, как всегда, очень многое нам подскажут те или иные детали опроса, отчетливо указав, что мир благотворительности вовсе не однороден. Так, молодые люди готовы в два раза чаще помогать животным (10% против 5%), и, кстати, это заметно и в реальной жизни. Малообеспеченные люди больше готовы помогать больным детям, чем эсвэошникам, а богатые — ровно наоборот. Показательно.

Наименьшее число стремящихся помогать фронту — среди людей среднего возраста с высшим образованием и среди жителей Москвы, больших городов юга России и Дальнего Востока. А больше всего стремящихся оказать помощь пострадавшим от военных действий — в Центральной России и в той же Москве. 

Вполне предсказуемо максимально большое число людей с точкой зрения, что фронту помогать очень важно, — среди читателей телеграм-каналов и минимальное — среди пользователей YouTube. И, пожалуй, самое поразительное: среди тех, кто считает, что наша страна движется по неверному пути, все равно находится 21% тех, кто считает помощь участникам СВО важной сферой приложения благотворительных усилий. Казалось бы, необъяснимый парадокс, а может быть, сигнал о том, что и пропаганда вполне отрабатывает свой хлеб, и что бродящий в массах популярный в последнее время тезис «ввязались, так что уж теперь» популярен даже чуть более, чем нам кажется, и что включение этого вида получателей помощи в приоритетные при опросе может быть естественной защитной реакцией, которая тоже более чем о многом говорит.

И, в-третьих, полученные данные оказались не только и не столько про благотворительность как таковую. Они, возможно, показывают как раз ту цифру, о которой так много и активно спорят эксперты и аналитики, журналисты и социологи, политологи и иные толкователи текущего момента. Возможно, эта четверть — это и есть та самая доля российского общества, которая искренне и полно поддерживает военные действия в Украине.

Ведь если проблема была в том, что отвечать сегодня при опросе страшно, то всегда можно было выбрать в этом опросе тоже вполне поддерживающий, но куда более вегетарианский вариант — помощь пострадавшим от военных действий: это вполне могло дать возможность и лояльность проявить, и от гуманистических склонностей не отречься. Но нет, видимо, действительно четверть населения не просто поддерживает на словах действия власти, но и считает, что общество должно их поддержать еще и своим трудовым рублем. Не это ли реальная поддержка?

На этом фоне три процента, высказавшиеся, несмотря ни на что, ни на какие пропаганды и страхи за помощь котикам и собакам, выглядят отважными вольтерьянцами. И уж точно, вместе с теми, кто упорно считает важной и нужной помощь всем остальным группам и категориям нуждающихся…

* Признан «иностранным агентом».